Довлатов Сергей - Солдаты На Невском

Сергей Довлатов
Солдаты на Невском
Рано утром на плацу капитан Чудновский высказался следующим образом:
- Кто шинель укоротит хотя на палец - будем взыскивать!
Он задумался и добавил как-то совсем не по-военному:
- Притом это не модно, если верить журналу "Силуэт"...
У ефрейтора Гаенко шинель была обрезана, подшита, но все равно из-под нее
едва виднелись ослепительно начищенные яловые сапоги.
Стоял ефрейтор Гаенко в шеренге последним. Он и только он на вечерней
поверке, делая шаг вперед, задорным голосом восклицал:
- Расчет окончен!
Друг его, ефрейтор Рябов, как это нередко случается, был
противоположностью Гаенко. Высокий, медлительный и сильный, он жутко терялся
от крика, а всех людей со звездами на погонах спокойно, искренне боготворил.
Любовные истории, которые Гаенко рассказывал после отбоя, волновали
ефрейтора Рябова, открывая перед ним, уроженцем глухой Боровлянки,
таинственный мир с красивыми вдовами, ночными поездками в такси, умелыми
драками, загадочными нежными словами: декольте, будуар, гонорея...
Ефрейтор Рябов уважал приятеля и часто будил его ночами, тихо спрашивая:
- Это верно, Андрюха, есть такая птичка - колибри, размером с чмеля?..
У Рябова было суровое детство, но Васька так и остался покладистым
человеком. Отец его, мрачный боровлянский конюх, наказывал Ваську своеобразно.
Подвешивал за ногу к ветке дерева...
В армии Рябову нравилось. Он гордился своим хлопчатобумажным тряпьем.
Усердно козырял сержантам. И с натугой, однако без лености, преодолевал
солдатское ученье.
Ефрейтор Гаенко вырос среди пермской шпаны, где и приобрел сомнительный
жизненный опыт, истерическую смелость и витиеватый блатной оттенок в
разговоре.
Наука давалась ему легко, с сержантами он был на ты, одежду свою без конца
перешивал и любил смущать замполита каверзными вопросами:
- А отчего, к примеру, в той же сэшэа каждый чучмек автомобиль имеет, а у
нас одни доценты, генералы и ханурики?
Рябову часто шли посылки, и ефрейтор охотно делился с другом, которому
мать, нянечка детского сада, только писала, да и то изредка:
"Может, ты в армии станешь на человека похож. А то совсем не знаю, что и
делать. Так и сказала майору в военном комате: или он будет человек, или
держите его под замком. Боюсь я за тебя, Андрюша, повис ты надо мной, сынок,
как домкратов меч..."
Начальство ценило в Рябове послушание, а Гаенко многое прощалось за ум и
так называемую смекалку. Как-то раз Гаенко напился, уронил питьевой бачок и
обозвал сержанта Куципака генералиссимусом. Его вызвали на комсомольское
собрание дивизиона...
- Обещаю, - сказал, чуть не плача, ефрейтор, - обещаю, товарищи, больше не
буду. Пить больше не буду!
Потом он сел и тихо добавил:
- И меньше тоже не буду.
И все-таки его любили. Если Рябов внушал к себе почтение, то Гаенко
любили, за остроумие, за какую-то вздорную блатную независимость, за веселый
нрав, а главное - за его умение рассказывать истории, которое высоко ценится
на Руси, потому что скрашивает будни.
Клеймит наш народ болтунов и лоботрясов, славословит дельного (
неразговорчивого человека, но вот какой-нибудь чудак на стройке или в цехе
вытирает руки паклей, закуривает и тихим голосом заводит речь:
- А вот у нас был случай в прошлом годе, так пил один в лесу из родника, и
в голову ему личинка жабы просочилась, стала натурально жить, расти за счет
его мозог, а у того головные боли начались - это страшное дело, врачи, значит,
трепанацию ему сделали и видят - жаба, белая, как калач, потому



Назад